Предисловие
В своей антропологии Барт «исходит из предположения, что всякий человек находится в отношении к Богу и, поскольку Бог пребывает в отношении к нему (или к ней), ни один человек не способен на онтологическую безбожность»[1]. В самом деле, Барт допускает, что, коль скоро люди действительно способны воспринимать реальность Бога в этом мире, который крепко нас держит, «мы не можем говорить о каком–либо абсолютном, независимом и исключительном неведении относительно Бога в мире»[2].
«Об этой реальности свидетельствуют не только разнообразные религии, но и неотъемлемая от нее забота атеизма об истинной форме человечности»[3]. Учитывая это, легко можно предположить, что Барт либо противоречит сам себе, либо полностью отменяет все, что сам же сказал о человеке и о богопознании. Разве в своих ранних богословских трудах, особенно в «Послании к Римлянам», он не установил радикальной оппозиции между Богом и человеком? В самом деле, разве мы там не обнаруживаем безжалостной атаки на способность человека к богопознанию и отрицания человека ради утверждения реальности Бога?
Чтобы понять антропологию Барта, следует уяснить, что ни одно из его высказываний относительно доступных нам восприятий реальности Бога в мире нельзя истолковывать как род естественного богословия, то есть в духе естественной человеческой способности к богопознанию посредством чисто человеческих интуиции и рефлексии. Использование понятия религии в целях построения богословской антропологии ведет к абстрактной и ложной картине Бога и человека, подобной той, что Барт в 1930–е годы обнаружил в преступных искажениях «человеческой сущности» в религиозной идеологии «немецких христиан».
По словам Кротке, «всюду, где богословское понимание человека в его отношении к Богу предполагает чисто человеческое основание, угрожает опасность замещения действительной человечности урезанным и суженным образом человека, а тем самым — подавления и препятствования возможностям свободного развития истинного человеческого существа»[4]. Отвергая этот богословски неверный и опасный подход, Барт полагал развить свою антропологию в учение об «истинном человеке», каким мы видим его в единении с Богом в истории жизни и смерти Иисуса Христа.
Центральной для богословия Барта и его концепции богословской антропологии является та мысль, что божественное деяние, которое имело место в жизни и смерти Иисуса Христа, отнюдь не случайный план или операция по спасению падшего человека — то, что произошло в Иисусе, следует понимать как историю, укорененную и основанную в Божьей вечности. Для самого же Барта она может быть надлежащим образом понята лишь как деяние, имеющее основу в тринитарной божественной жизни. Мы совершенно не поймем богословской антропологии Барта, если не увидим ее основания в учении об избрании — предмете «Церковной догматики» П/2. Там Барт развивает доктрину, согласно которой в Человеке Иисусе вечный триединый Бог избрал всех людей как своих партнеров по Завету в свободном акте своей преизбыточествующей любви. «Он избирает Человека из Назарета, который сущностно един с Ним в Его Сыне. Через Него и в Нем Он избирает свой народ, тем самым избирая смысл и основу всех своих деяний»[5].
Мало в богословии Барта таких тем, которые понимались бы столь ложно, как тема человеческой свободы. Человек способен сделать осмысленный выбор при том, что человеческое существование определено, согласно учению Барта об избрании. Поскольку Бог сказал человеку свое «да!» и в любви своей продолжает утверждать это, то возникает впечатление, что ответного «да!» со стороны человека не требуется… Именно в этом пункте богословскую антропологию Барта зачастую понимают превратно. Барт просто отказывается думать о свободе, которую Бог дает человеку в своем Завете–Союзе с ним и которая включает выбор между принятием любви Божьей во Христе и ее отвержением. По мнению Барта, свобода для греха — вовсе не свобода. Как же тогда Барту защититься от обвинений, что в его богословии Бог отнял у человека возможность делать правильный выбор?
Барту остается по–прежнему настаивать на том, что человек примет верное решение, если скажет «нет» непослушанию. Однако отказ от Бога означал бы отказ от самого существа нашей человечности в пользу того, что разрушает дарованную нам Богом свободу. Это — та «невозможная возможность», что составляет часть учения Барта о грехе и зле, и вникнуть в нее мы лучше всего сможем в свете его учения об избрании. «Когда Бог избирает человека себе в партнеры, Он подразумевает, что человек должен осознать возможность этого партнерства. Но поскольку человек оказался неспособен к этому, Бог с самого начала решил вмешаться и реализовать эту возможность через собственную божественную жизнь, как она открылась в жизни и смерти Человека Иисуса Христа.
В этом смысле избирающее решение Бога следует понимать как двойное предопределение»[6]. Основополагающий принцип учения Барта об избрании, антропологии и примирении можно резюмировать в следующих словах: «В избрании Иисуса Христа Бог предложил человеку <…> избрание и спасение, а себе оставил <…> поругание, проклятье и смерть»[7]. Что означает это для антропологии Барта? Греховная человеческая природа, как ничтожное (das Nichtige), которое характеризует зло, становится теперь абсурдом и «невозможной возможностью». Вследствие решения Бога стать партнером человека в Завете–Союзе с ним грех теряет всякую существенную реальность. А свобода человека допускает лишь возможность участия в жизни Бога, а не абсурд и «невозможную возможность» жизни без Бога и против Него.
Читатель вполне мог бы спросить: каково в этой антропологии практическое различие между жизнью христианской общины и ее отношением к тем, кто находится за ее пределами? Вопрос означает, что мы ни к одному человеку не должны относиться с презрением или как к не имеющему надежды на спасение. Богословская антропология Барта прямо продолжается в его этике. В каждой нашей встрече мы можем смотреть в глаза другого как партнера Бога и оказывать ему уважение. Вот богословие, в котором теория о правах человека может обрести надежное обоснование.
[1] CD IV/1, р. 480.
[2] Barth, Christian Life, p. 127.
[3] Wolf Krotke, «The Humanity of the Human Person in Karl Barth's Anthropology», p. 162.
[4] Ibid., р. 162.
[5] CD II/2, р. 11.
[6] CD III/3, p. 165.
[7] Ibid., p. 163.